Безденежных Владимир Николаевич (р. 1973) — поэт. Родился в Горьком. Учился в средней и музыкальной школах. Окончил Исторический факультет Нижегородского Государственного Университета им. Лобачевского.
По окончании учебы в разные годы был охранником, дворником, разнорабочим, администратором, журналистом, редактором на телевидении, видеооператором, радиожурналистом, маркетологом, поваром. Занимался частной предпринимательской деятельностью. В настоящее время — главный специалист аудио-видеолаборатории Волго-Вятского филиала Государственного музейно-выставочного центра «РОСИЗО».
Публиковался в «Новой газете», альманахах «Земляки» и «Графит», журнале «Нижний Новгород», а также в антологии нижегородской поэзии «Литперрон».
Член Союза писателей России.
Победитель регионального поэтического конкурса Радио России «Я люблю». Финалист и победитель слэма Григорьевской поэтической премии (2018)
Автор книги «Верхняя часть» (НН.: Книги,2013).
* * *
Как на Бонч-Бруевича угол Пятигорской
Юшка поразбрызгана, пряна и густа —
Четверо пацанчиков в курточках неброских
Крепко отметелили одного мента.
Было, как положено, восемь часов вечера,
Когда весть тревожная обошла район:
«Капитан милиции весь перекалеченный,
А домой с отдела нёс краденый мильон!»
Так рядили до́темна бабы приподъездные,
Да «на са́дке» хмурые тёрли пацаны:
Может быть, заезжие фраера не местные?
Место больно людное — наши не должны.
Ночью по району всё ездили с мигалками,
Напугали до́ смерти местных алкашей.
Мыши серогорбые, времени не жалко, а?
Не видать ребяток вам, как своих ушей.
Ночь прошла и день прошёл — ничего не светит им.
Вроде успокоились, поуняли пыл.
Капитан милиции не нашёл свидетелей.
Сам не помнил начисто — сильно пьяный был…
СОНЕТ IV
Где были мы все эти злые годы?
Мы были здесь и прятались в словах.
Имея всё, вымаливали льготы,
Пускали их по ве́тру в головах.
Как флюгеры под веселящим газом,
Вертелись лихо, жили «на ура!»…
Но жизнь-поэму съели метафразы,
И проза-жизнь уже неопера-
бельна. Как вязкая параша,
Как сумасшедший абстинентный сон
Течёт. И ты плывёшь, приняв сто грамм.
А мальчик, словно кисти Караваджо,
Тебя на улице снимает на I-Phone
И с тегом #синь сливает в Instagram.
КОРОЛЕВА
А помнишь, в школе звали «королевой»?
И ты сразила бы любого жиганка
Когда б не взглядом, то одною левой.
Была любовь одна — кёкушинка́й.
Ходила словно роковая дама,
Но пояс чёрный был не для чулка,
А кимоно — не блядская пижама.
И лишь одна любовь — кёкушинка́й.
Но «королева» стала дура-дурой,
Как повелась из-за блатного партака:
Сосед откинулся — трава, солома, «хмурый»,
К ромаламе́здки, а не на кёкушинка́й.
Куда всё делось, как так получилось?
Любовь ушла, кёкушинка́й забыт.
Ужалиласьпо-первой, подлечилась,
Подсела… за хранение и сбыт.
По перваку тебе влепили малость —
Как на суде шумела голова!
Сперва — СИЗО (ты там переломалась),
Потом — УДО (но с нифеля́ми через два).
Ты в «капельнице» до шального бреда
Сидишь и пьёшь бодяжный «бычий кайф»,
А я вдруг вспомнил про твои победы,
Про твой божественный кёкушинка́й.
КИНО
Хочешь в кино как в детстве…
Помнишь, ходил в «Зарницу»?
Было ненаглядеться:
Эти улыбки, лица,
Эти в гербе колосья
На десяти копейках,
Только б не началось и
За пять минут успей-ка
Из дому добежать. Как
Маму с работы ждали!
Вытянута рука,
Чтоб на киношку дали.
И вот стремглав, вприпрыжку
В кассу — билетик синий.
Да, мы читали книжки,
Но посмотреть — красивей!
Там волшебство кружило!
В сумерки дверь из зала.
Как хорошо там было!
Было и перестало…
Вот она — та «Зарница»,
Тот же проспект, аптека,
Как бы не запалиться
Взрослому человеку.
Кинотеатр-то детский.
Можно, как в том столетье,
Я как пацан советский
В счастье возьму билетик?
УЧИТЕЛКА
Учителка с косой до попы.
10-й класс.
Хотелось мне её потрогать —
Ну, просто страсть!
Она такая аппетитная —
все формы, грудь.
А я был юн и невоспитан.
Такая жуть!
Мы с нею классиков читали
На лит-ре,
А во дворе усугубляли
По литре.
Урок — тургеневские дамы,
Есенин, Блок,
А на уме стакан «Агдама»,
Условный срок,
А иногда и папироска
Санашой.
Последний класс всё было просто
Хорошо.
Я ей цветочки в сочиненьях
Нарисовал,
А вечером шпаной последней
Всегда бывал.
Читал стихи ей, задыхался,
Глядел в глаза,
Но в сквере до крови махался.
Базар-вокзал.
Она оценки мне снижала,
Цветки черкав,
Но не смущался я нимало,
Ведь я был прав!
Я стал студент в ниверситете.
Аристократ!
Её тогда в музее встретил —
Был очень рад.
Она сама меня узнала.
Сказал: «Учусь».
Меня она поцеловала —
Сама. Клянусь.
* * *
Вот раньше глянешь – любо-дорого.
Сейчас всё сложно как,
И с бородами лесорубы да геологи
Сейчас — «художники».
Курили трубки, папиросочки,
В тайгу шли дальнюю.
Теперь сосут все с жижей сосочки,
И все — педальные.
Валили лес, искали платину
В погоды лютые.
А эти, думают, расплатятся —
Криптовалютою.
Культуру сберегли от хаоса,
Отдав наследие
Любителям латте́, арт-хауса
И Википедии.
Не напугать те души твёрдые
Громов раскатами,
А эти в тридцать ещё с шортами
И самокатами.
Да, были люди крепче духом и
Нам всем потра́фили.
…в кафе в цветных «рейбанах» фу́фелы
Едят фала́фели.
МИКРОРАЙОН «ЦВЕТЫ»
Дома высотные стоят полупусты,
И ветер задувает меж стенами.
Микрорайон с названием «Цветы».
Как будто все тут станут хиппанами.
Да только вряд ли. Тут среди машин
Иалкомаркетов цветами и не пахнет.
И ветер воет средь домов больших
И словно навевает людям страх. Нет.
Страха нет. Сам ветер клокоча
Его развеял. Те, кто по́ полвека
Существованье жалкое влачат,
Чем напугать подобных человеков?
Услышишь: «Трудно первые пять лет,
Потом привыкнешь», — лагерные шутки.
Смеются. И на лицах, вроде, свет,
Но сами лица с непривычки жутки.
С лихвой довольно этой пары фраз,
И понимаешь статус очень просто —
То расселенцы с коммунальных хаз,
Алкашная братва из 90-х.
Они, когда-то значившись в «крутых»,
Синяча вспоминают годы эти.
Микрорайон с названием «Цветы»…
Цветы тут есть. Как ни банально — это дети.
НА БАЛКОНЕ
Сидеть на балконе, читать стихи,
Курить, выпивать да смотреть во вне.
При этом быть глупым и быть глухим,
И чтобы никто не ходил ко мне.
Хочу быть счастливым, хочу покой,
И небо в звёздах, и фундука.
Такой чтобы жареный — вот такой.
И чтоб не щемила печаль-тоска.
Хочу быть попроще, совсем простым.
Не волноваться по пустякам,
И стопкой — девственные листы.
Чернила, пепел, пустой стакан —
И снова полный… Орехи, сплин.
Как хорошо и спокойно тут!
И глупым-глупым, ещё глухим.
Иначе эти тебя найдут.
* * *
С чего бы да жизнь у тебя плоха?
Живешь как за пазухой у Него.
Если и щемит судьба лиха,
Терпишь скрипя: ничего, ничего.
Нет ничего, чтоб теперь не жить, —
И не война, и не голод лют.
То, что имеешь, учись ценить
И не скули, подбери соплю.
Что-то болит? — не бухай, как конь.
Сдохнешь не к сроку — кого винить?
Видишь, в окошке горит огонь.
Дома тепло, так чего не жить?
Гаджета нет. А тебе Айфон
Нужен? Что проку в такой трубе?
Мне вот не нужен. Опять как конь…
А уж за сорок. Куда тебе?
Ну а тебе? Так пойдем в лесок,
Сядем на лавочку, помолчим.
Спорим не так? Дурака кусок,
Хрен тебя сдвинешь. Давай, лечи.
Пьём однова́, дальше знаешь, дядь.
Раньше не сдохли теперь уж что.
Надобно жить. Да детей поднять.
Ну, по домам? Но сперва по сто.
* * *
Жить, друзья, хорошо и здорово.
У меня вот такие мысли.
Вскрылась баночка с помидорами,
Помидоры чуть-чуть подкисли,
Да по верху заплесневели,
Всё равно мы их все подъели.
Все подъели на эти праздники.
Не должна пропадать закуска.
Под грибочек сопливо-масляный,
Под напиток известный русский.
Понемножечку-понемножечку
Да под жареную картошечку.
Ну а вам всем добра и поровну —
И удачи, и счастья. Лишь бы
Только баночка с помидорами,
Но никто никогда из ближних.
Потихонечку-потихонечку.
Без болезных бы да без покойничков.
